Макдональд отнес полковника к ближайшей палатке, и хотя он был закаленным в боях ветераном и не раз видел страшные последствия сражений, но его чуть не вывернуло, когда он оказался внутри. Весь земляной пол был покрыт стонущими и кричащими от боли людьми, стоял тошнотворный, как на скотобойне, запах крови, среди раненых двигались санитары, пытающиеся перевязать страшные раны. В дальнем конце два военных хирурга в окровавленных фартуках при мерцающем свете факелов оперировали за столом, под которым грудой лежали отрезанные руки, ноги, ладони, как в лавке мясника.
К майору подошел санитар. Месье, у нас нет места. Стоит только вынести покойников, как опять приносят раненых. Помоему он уже готов. Быстрее, черт возьми, заорал он, когда тот попытался ему чтото сказать. Не спорь со мной, или я тебе голову оторву! Похоронные команды собирали трупы и сваливали их в мелкие траншеи. Это единственное, что они могли сделать, физически невозможно было нормально похоронить тысячи трупов, разбросанных на поле и в лесах. Майор, двадцать человек ждут, когда я прооперирую их. Мне кажется, сердце еще бьется. В таком случае постараюсь.
Но похоже, что он мертв. Врач разрезал окровавленный мундир и увидел страшную рану, черную от запекшейся крови. Он поморщился и склонил голову к левой стороне груди, стараясь уловить стук сердца. Через секунду он выпрямился и поднял веко на пепельносером лице. Он еще жив, ответил врач.
Просто невероятно, до чего выносливо бывает человеческое тело. У него в груди пуля да и правая рука мне не нравится сильный сабельный удар, сейчас трудно сказать, повреждена ли кость. Необходимо извлечь пулю и прочистить рану. Быстрее бинты и корпию! Боюсь, не сможем донести его даже до операционного стола, сказал он. Он потерял слишком много крови, и эта пуля застряла гдето рядом с сердцем. Но когда я закончу с тем, что у меня сейчас на столе, я посмотрю, что можно здесь сделать. Сообщите, пожалуйста, мне его имя и звание, если он такая большая шишка, мне необходимо будет внести данные в список жертв.
Я вернусь сюда через час. Постараемся сделать все возможное. Прошло больше двух часов, когда врач послал санитара посмотреть, жив ли еще полковник, и, к его величайшему удивлению, тот сообщил, что жив и даже приходит в себя. Они положили его на простой деревянный стол, скользкий и черный от крови, и сняли с него мундир. У них кончился опий, который они использовали для обезболивания, а свой скудный запас коньяка хирург приберегал для тех, кто находился в полном сознании.
Тело и лицо его были серопепельного цвета. Быстро осмотрев искалеченную правую руку, он обнаружил, что раздроблена кость. Он слишком хорошо знал, что такое гангрена при подобных ранениях, и не хотел полагаться на волю случая. Если полковнику и удастся выжить после ранения в грудь, то он умрет через несколько дней от гангрены. Хирург отнял руку по самое плечо. Я слышал, как графиня спорила с сестрой, рассказывал посыльный.
